Карамзин Николай Михайлович (1766-1826). Летом 1816 года Карамзин жил в Царском Селе, неподалеку от Лицея. К этому времени он уже слышал о Пушкине: он был хорошо знаком с отцом и дядей поэта, с его старшими друзьями В. А. Жуковским, П. А. Вяземским, с которым состоял в родстве. Маститый писатель оценил блестящий ум и поэтическое дарование юного лицеиста. Тот, в свою очередь, был покорен обаянием Карамзина, его независимым и благородным характером. Пушкин стал часто бывать у Карамзиных.
Знакомство продолжалось в Петербурге. В феврале 1818 года вышли в свет первые восемь томов «Истории государства Российского», написанной Карамзиным и до сих пор увлекающей читателя яркостью и блеском изложения. Пушкин прочел их «с жадностью и со вниманием», прислушивался к толкам и спорам, кипевшим вокруг «Истории...»: автора упрекали то за стилистические нововведения, то за апологию самодержавия. Действительно, в «Предисловии» Карамзин говорил о необходимости самодержавия для исторического бытия России. Молодому Пушкину это понравиться не могло, и, восхищаясь слогом карамзинской «Истории...», он с жаром опровергал политические тенденции ее автора. В сохранившемся мемуарном отрывке Пушкин вспоминает об этом так: «Оспоривая его, я сказал: Итак, вы рабство предпочитаете свободе. Карамзин вспыхнул и назвал меня своим клеветником. Я замолчал, уважая самый гнев прекрасной души. Разговор переменился. Скоро Карамзину стало совестно, и, прощаясь со мною как обыкновенно, упрекал меня, как бы тем извиняясь в своей горячности».
Современники приписывали Пушкину несколько эпиграмм на Карамзина в связи с его «Историей...». Он утверждал, что написал только одну, оговаривая при этом: «Моя эпиграмма остра и ничуть не обидна, а другие, сколько знаю, глупы и бешены...»
довольно близко. Различия в общественных взглядах способствовали, однако, взаимному охлаждению; может быть, и какие-то личные трения, не до конца нам известные, сказываются в позднейшем воспоминании Пушкина: «... Карамзин меня отстранил от себя, глубоко оскорбив и мое честолюбие и сердечную мою приверженность. До сих пор не могу об этом хладнокровно вспомнить». Карамзин, однако, всеми силами способствовал смягчению участи Пушкина, когда в 1820 году поэт попал в опалу. Он заступился за Пушкина, взяв с него предварительное слово «два года ничего не писать противу правительства». Пушкин уехал на юг, и более они с Карамзиным не виделись.
В марте 1824 года Карамзин издал X и XI тома «Истории государства Российского». Они охватывали время царствования Федора Иоанновича, Бориса Годунова, его сына Федора и кончались царствованием Лжедмитрия. В декабре этого же года Пушкин приступает к работе над трагедией «Борис Годунов». В изложении событий он следует за Карамзиным, почти не обращаясь к другим источникам.
В марте 1826 года, узнав о болезни Карамзина, Пушкин в письме к П. А. Плетневу восклицает: «Карамзин болен! — милый мой, это хуже многого — ради Бога успокой меня, не то мне страшно вдвое будет распечатывать газеты».
Удрученный известием о смерти Карамзина, Пушкин советует Вяземскому: «Напиши нам его жизнь, это будет 13-й том „Русской истории"; Карамзин принадлежит истории».
В зрелые годы Пушкин много размышлял об исторической роли Карамзина, его идей и трудов. Берясь за «Историю Пугачева», работая над «Историей Петра I», Пушкин осознавал себя преемником Карамзина, чьей «священной для россиян памяти» посвящен и «Борис Годунов».
«Чистая, высокая слава Карамзина принадлежит России»,— писал Пушкин.
Л. А. Черейский. Современники Пушкина. Документальные очерки. М., 1999, с. 52-53.