Анекдотъ
Шесть человекъ, молодыхъ, пылкихъ, добрыхъ прiятелей, сидели за ужиномъ въ трактире Крестовскаго острова въ П – е. Въ числе ихъ былъ Лiодоръ, Секретарь Графа N. N., прекрасный лицомъ, любезный характеромъ. они веселились безъ памяти, стучали рюмками, шумели и смеялись такъ громко, что ихъ можно было слыøать на улице. Мало по малу шумъ затихъ: любовь сделалась предметомъ разговора. Молодость откровенна, особливо въ часъ за полночь и въ кругу сверстниковъ. У каждаго было сердце на языке; всякой разсказывалъ о своихъ желанiяхъ; надеждахъ, успехахъ, и неудачахъ. Лiодоръ наименовалъ Эмилiю – и все закричали: «какъ ты щастливъ, естьли она тебя любитъ!» Эмилiя была одною изъ первыхъ Мо – скихъ красавицъ. Лiодоръ вынулъ изъ записной книжки портретъ ея съ девизомъ: твоя до гроба! Восклицанiя: «какъ ты щастливъ!» повторялись. «Ахъ! благодарю Судьбу!» сказалъ онъ: «кто имеетъ прелестную невесту, вернаго друга, добрыхъ прiятелей и 24 года отъ роду, тому не чего более желать въ свете!» Лiодоръ, говоря такимъ образомъ, съ горячностiю обнималъ Милона, нежнаго друга своего. … Между темъ свечи догорели; самое веселье утомило молодыхъ людей: надлежало разстаться, впредь до скораго и радостнаго свиданiя.
Какъ мила жизнь! Какъ все хорошо въ свете! никогда еще душа моя не чувствовала такой живой благодарности къ Творцу! – На берегу друзья простились; имъ надлежало итти въ разныя стороны. Лiодоръ остановился, взглянулъ назадъ, и видя, что Милонъ также стоитъ на одномъ месте и смотритъ на него, бросился еще разъ обнять друга; глаза его наполнились слезами, радостными и сладкими….. Предчувствiемъ бедствiя называемъ мы обыкновенно унынiе и тоску безъ известной причины; но иногда таится оно въ какомъ-то необыкновенномъ и неизъяснимомъ сердечномъ удовольствiи. Щастье, готовясь оставить насъ, представляется сердцу во всей красоте своей и ласкаетъ его съ отменною живостiю. Судьба, поднимая руку съ мечемъ, другою сыплетъ цветы на жертву свою. По крайней мере я замечалъ сей феноменъ.
Лiодоръ нашелъ дома письмо изъ Мо – вы, въ которомъ уведомляли его объ Эмилiиной скоропостижной смерти!.. Есть горести, которыхъ не должно описывать. Всякой по мере своей чувствительности можетъ вообразить ихъ.
Прошло около недели. Нещастный молодой человекъ наконецъ опомнился – и глаза его искали друга. Милонъ во все это время не былъ у него, и даже не присылалъ объ немъ наведаться. Такая безпечная холодность казалась Лiодору преступленiемъ въ дружбе; онъ самъ поехалъ къ нему, чтобы иметь печальное утешенiе сказать: «я въ отчаянiи, а ты не знаешь!» – У воротъ дому встретился ему Священникъ; на крыльце онъ почувствовалъ духъ ладана, а въ зале увиделъ Милона лежащаго на столе: онъ умеръ накануне!..
– и спешилъ къ своему начальнику, Графу N. N., который, взглянувъ на него, ужаснулся: на Лiодоре не было лица человеческаго, онъ требовалъ своей отставки, не сказывая причины. Графъ вообразилъ, что умъ его въ безпорядке, и советовалъ ему ехать домой, обещая прислать къ нему Доктора. Лiодоръ улыбнулся…. Сiя усмешка была последнимъ геройствомъ сердца его. Въ самую ту минуту вошелъ въ кабинетъ къ Графу одинъ изъ молодыхъ людей, съ которыми Лiодоръ за неделю передъ темъ ужиналъ на острове, – былъ такъ веселъ и щастливъ!.. онъ упалъ въ обморокъ.
Черезъ несколько дней Лiодоръ уехалъ изъ П – а, съ намеренiемъ, которое для него самого было неясно; онъ чувствовалъ только, что ему надобно переменить место, когда судьба его такъ ужасно переменилась. – Открылась М – ва, въ которую воображенiе и сердце его такъ часто летало, и куда онъ надеялся возвратиться за темъ, чтобы навеки соединиться съ Эмилiею!.. Лiодоръ велелъ ехать прямо въ До – ской монастырь. Начинало смеркаться: въ стенахъ его царствовала глубокая тишина, разительный образъ спокойствiя могилъ, которыми онъ наполненъ. Въ семъ истинномъ жилище мертвыхъ не видно было ни одного живаго существа; одни монументы представлялись взору, столь ужасные для того, кто еще ничего любезнаго не отдавалъ смерти, и столь приветливые для горестныхъ, положившихъ во гробъ милое! Между ими и смертiю есть какая-то симпатiя….. Лiодоръ былъ тамъ некогда съ Эмилiею и вместе съ нею плакалъ надъ гробомъ ея матери: подле сего монумента лежалъ новой камень… Сердце нещастнаго любовника затрепетало; онъ бросился на колени – целовалъ, омывалъ слезами Эмилiину могилу – говорилъ съ мертвою какъ съ живою – описывалъ ей отчаянiе любви своей – душа его делилась между небомъ и землею, стремясь къ остаткамъ тленнаго бытiя любовницы и къ тому, что составляло жизнь и красоту его… въ сiи минуты, когда сердце рвется къ милымъ усопшимъ, подымается некоторымъ образомъ таинственная завеса вечности: мы чувствуемъ дыханiе безсмертныхъ – осязаемъ, кажется, эфирное существо ихъ. Живость сихъ восторговъ заставляетъ насъ думать, что они не совсемъ мечтательны, и что смерть не есть совершенный разрывъ сердецъ, которыя жили однимъ чувствомъ. Естьли мы, оставленные, умеемъ нежно хранить память любезныхъ, то неужели они въ другой сфере бытiя совсемъ нечувствительны къ нашей горести? Разве безсмертiе научило ихъ неблагодарности и непостоянству? какiе законы не уступятъ силе любви, когда надобно утешить милаго? и что останется нетленнаго въ душе, естьли въ ней любовь исчезаетъ?… Но сiи восторги не продолжительны; душа низпадаетъ въ горестную существенность и не находитъ вокругъ себя ничего, кроме безмолвiя и непроницаемости гробовъ, а въ чувствахъ своихъ одинъ слабый лучь надежды.
Въ семъ монастыре и въ сей вечеръ Лiодоръ виделъ одного старца, котораго Христiянская беседа чудеснымъ образомъ успокоила его сердце. Старецъ, говоря о суете мiра, указывалъ на гробы!.. онъ утешалъ молодаго человека, но единственно такъ, какъ утешаетъ Религiя – не мечтами, не видами новыхъ удовольствiй въ жизни, а необходимостiю покоряться таинственной Воле Всевышняго.
Лiодоръ поехалъ въ свою деревню въ Во – ской Губернiи, окруженную густыми лесами. Не далеко оттуда есть монастырь, основанный (какъ говоритъ преданiе) въ шестомъ-надесять веке однимъ нещастнымъ отцомъ и супругомъ, который служилъ въ войске Царя, возвратился въ свое поместье и не нашелъ ни дому, ни жены, ни детей: они сгорели во время его отсутствiя. Онъ построилъ монастырь и былъ въ немъ первымъ монахомъ. Лiодоръ решился следовать его примеру и навеки отказаться отъ мiра. Начальникъ тамошняго Духовенства, мужъ благоразумный, советовалъ ему прежде испытать сердце свое, и назначилъ для него три года искуса. Молодой человекъпоселился въ сей уединенной обители, и два года служилъ примеромъ строгой жизни древнихъ христiянскихъ отшельниковъ. Господинъ П*** (который разсказывалъ своимъ прiятелямъ сей анекдотъ) виделъ его въ исходе втораго года. Лiодоръ казался въ душе и въ сердце мертвымъ для света; на бледномъ лице его изображалось какое-то величественное спокойствiе; онъ не хотелъ даже говорить о своихъ нещастiяхъ и потеряхъ. – Господинъ П*** увиделся съ нимъ въ другой разъ черезъ несколько месяцевъ: Лiодоръ обрадовался ему, повелъ его гулять въ лесъ, и закрасневшись указалъ ему на одномъ дереве имя Эмилiи. Слезы полились изъ глазъ его; онъ началъ говорить объ ней; разсказывалъ все обстоятельства своей исторiи съ великою живостiю, и слушалъ съ великимъ вниманiемъ, когда Господинъ П***, удивленный его переменою, советовалъ ему возвратиться въ светъ. «Нетъ!» «я не хочу быть предметомъ насмешекъ. – Вотъ гробъ мой!» примолвилъ онъ со вздохомъ, входя въ монастырскiя ворота.
Черезъ полгода Господинъ П*** узналъ, что Лiодоръ умеръ, будучи выгнанъ изъ монастыря за непристойные поступки, которыхъ я не хочу описывать!!.. Вотъ феноменъ человеческаго сердца!
– останемся въ училище горестей до той минуты, какъ таинственный звонокъ перезоветъ насъ въ другое место! – А вы, молодые люди, въ нещастiяхъ и въ потеряхъ своихъ не обманывайте себя мыслiю, что рана ваша неизцелима: нетъ! юное сердце, пылая жизнiю, излечается отъ горестей собственною внутреннею силою – и сiе выздоровленiе обновляетъ его чувствительность къ удовольствiямъ жизни. – Иное дело, когда человекъ, подобно вечернему солнцу, приближается къ своему западу: тогда единственно утраты бываютъ невозвратимы; но и тогда, чтобы не действовать вопреки плану Натуры, не должно умирать для света прежде смерти. Естьли между гробомъ и нами нетъ уже никакого земнаго желанiя; естьли не можемъ наконецъ быть деятельны для своего щастiя, то будемъ деятельны хотя для разсеянiя, хотя для удовольствiя другихъ людей, опираясь на якорь Религiи, которая, подобно надежде, бросаетъ его человеку въ бедствiяхъ, но не обманываетъ человека такъ, какъ надежда, ибо ничего не обещаетъ ему въ здешнемъ свете!
Р. П.
Примечания
Указатель къ Вестнику Европы 1802–1830
№ 22; стр. 108–116), подписано Р. П. Разсказъ Н. М. Карамзина, перепеч. въ П. С. С., изд Смирдина, т. 3, стр. 538.