Странность
Французъ, которой жилъ долго въ Россiи и возвратился въ свое отечество, публикуетъ оттуда въ Московскихъ газетахъ[1], что онъ близь Парижа завелъ пансiонъ для Рускихъ молодыхъ дворянъ, и приглашаетъ родителей отправить къ нему изъ Россiи детей своихъ на воспитанiе, обещая учить ихъ всему нужному, особливо же языку Рускому! Живучи въ уединенiи, я не знаю, что другiе подумали о такомъ объявленiи. Мне кажется оно более смешнымъ, нежели досаднымъ: ибо я уверенъ, что наши дворяне не захотятъ воспользоваться благосклоннымъ предложенiемъ господина N. N. Французы ветрены – были и будутъ! Снисходительной человекъ во многомъ извиняетъ ихъ легкомыслiе неизвестному человеку? Мы готовы платить Французамъ, или другимъ иностранцамъ, за уроки въ ихъ языкахъ, которые нужны для благороднаго Россiянина и служатъ ему средствомъ просвещенiя: у насъ есть деньги, но у насъ есть и разсудокъ. Мы знаемъ первый и святейшiй законъ Природы, что мать и отецъ должны образовать нравственность детей своихъ, которая есть главная часть воспитанiя; мы знаемъ, что всякой долженъ расти въ своемъ отечестве и заранее привыкать къ его климату, обычаямъ, характеру жителей, образу жизни и правленiя; мы знаемъ, что въ одной Россiи можно сделаться хорошимъ Рускимъ – а намъ, для государственнаго щастiя, не надобно ни Французовъ, ни Англичанъ! Пусть въ некоторыя лета молодой человекъ, уже приготовленный къ основательному разсужденiю, едетъ въ чужiя земли узнать европейскiе народы, сравнять ихъ физическое и гражданское состоянiе съ нашимъ, чувствовать даже и самое ихъ превосходство во многихъ отношенiяхъ! Я не боюсь за него: сердце юноши оставляетъ у насъ предметы нежнейшихъ чувствъ своихъ; оно будетъ стремиться къ намъ изъ отдаленiя; подъ яснымъ небомъ южной Европы онъ скажетъ: хорошо; но въ Россiи семейство мое, друзья, товарищи моего детства! Онъ будетъ многому удивляться, многое хвалить, но не полюбитъ никакой страны более отечества. Человекъ можетъ иногда ненавидеть землю, въ которой онъ жилъ долго; но всегда, всегда любитъ ту, въ которой воспитывался: истина важная для отцевъ семейства, и понятная для всякаго разума! Впечатленiя юности составляютъ главную драгоценность души; они всего для насъ милее, подобно какъ самой простой весеннiй цветокъ радуетъ насъ более пышной летней розы. Место, которое напоминаетъ человеку первыя действiя сердца и разума его, будетъ для него прiятнейшимъ местомъ въ свете. Естьли отецъ пошлетъ десятилетняго сына своего на пять или на шесть летъ въ чужую землю, то чужая земля будетъ для сына отечествомъ: она дастъ ему первыя моральныя, сильныя чувства, и сама Натура привяжетъ его къ ней милыми, неразрывными узами. Возрастъ отрока есть развитiе нравственности и души; отъ 10 до 15 летъ решится судьба нашей жизни и чувствительности.
мыслей и жизни техъ людей, съ которыми намъ ежедневно быть должно, производитъ для насъ многiя, существенныя непрiятности. А сынъ мой, которому определено жить и умереть въ Россiи, поедетъ образовать душу свою во Францiю? Ему надобно знать Рускихъ, съ которыми у него одно гражданское и моральное щастiе: а я пошлю его къ Французамъ? Положимъ. что все Европейскiе народы съ некотораго времени сближаются между собою характеромъ; но различiе все еще велико, и навсегда останется въ свойствахъ, обычаяхъ и нравахъ, происходящихъ отъ климата, образа правленiя, судьбы нашихъ предковъ и другихъ причинъ, еще неизъясненныхъ Философами.
Господинъ N. N., учредитель Парижскаго пансiона, скажетъ намъ: «вы должны согласиться, что человекъ еще важнее гражданина: а человекъ можетъ лучше образоваться во Францiи, нежели въ Россiи.» Первое справедливо: на второе не согласимся. Мы уже, слава Богу! не варвары; у насъ есть все способы просвещенiя, какiя только могутъ найтись во Францiи; и тамъ и здесь учатъ одному, по однимъ Авторамъ и книгамъ. Самый Французской языкъ можно въ Петербурге или въ Москве узнать такъ же хорошо, какъ въ Париже; положимъ, что и не такъ хорошо: но некоторыя совершеннейшiя его оттенки награждаютъ ли за моральный и политическiй вредъ чужестраннаго воспитанiя? Природный языкъ для насъ важнее Французскаго, а господинъ N. N., не смотря на свое милостивое обещанiе, не выучитъ детей нашихъ въ Париже говорить такъ хорошо по Руски, какъ они здесь выучатся. Питомцы его, черезъ 6 или 7 летъ возвратясь въ Россiю, стали бы терзать слухъ нашъ варварскими своими фразами; они сказали бы намъ: «мы свой, мы знаемъ Математики; мы представляемъ наши постенiя согражданамъ[2]» – а сограждане назвали бы ихъ глупцами, невеждами, дурно-воспитанными людьми; ибо кто не знаетъ своего природнаго языка, тотъ конечно дурно воспитанъ, хотя бы зналъ наизусть и все книги Браминовъ; они сказали бы симъ полу-Галламъ: «за чемъ вы къ намъ прiехали? за чемъ не остались во Францiи? Мы не признаемъ васъ земляками своими; вы недостойны называться Рускими, которые гордятся языкомъ Святослава, Владимира, Пожарскаго, ПЕТРА Великаго. Вы не имеете отечества, ибо и самые Французы, не смотря на то, что вы прекрасно даете чувствовать немое Е, не признаютъ васъ Французами!»… И добродушные родители, лишивъ себя неизъяснимаго удовольствiя видеть въ лице и въ душе милыхъ детей постепенное развитiе красоты физической и нравственной, вместо благовоспитанныхъ людей увидели бы въ нихъ Французскихъ обезьянъ или попугаевъ, которые наименовали бы имъ всехъ Парижскихъ актеровъ, а не умели бы съ чувствомъ проинести священнаго имени Россiи, отца, матери и согражданъ!
Но я, подобно славному рыцарю Дон-Кишоту, сражаюсь съ ветреными мельницами, принимая ихъ за исполиновъ. Конечно никто изъ благоразумныхъ дворянъ Россiйскихъ не подумаетъ отправить детей своихъ въ пансiонъ къ господину N. N., надъ которымъ безъ сомненiя и самые Французы смеются.
О. О.
Примечания
Указатель къ Вестнику Европы –1830
Составил М. Полуденскiй
Странность (ч. 1, № –57), подписано О. О, статья Н. М. Карамзина, перепеч. въ П. С. С., изд. Смирдина, т. 3, стр. 606. Французъ, жившiй долго въ Россiи, возвратясь въ свое отечество, объявляетъ, что завелъ близь Парижа пансiонъ для русскихъ молодыхъ людей. Авторъ излагаетъ подробно свои замечанiя о воспитанiи русскихъ за границею.
2. Такiя фразы слыхали мы отъ Рускихъ Французовъ. Некоторые изъ нихъ утверждаютъ даже, что нашъ языкъ не имеетъ правилъ. Нещастные!