• Приглашаем посетить наш сайт
    Брюсов (bryusov.lit-info.ru)
  • Погодин М. П.: Мое представление историографу (старая орфография)

    Мое представленiе исторiографу.  

    (Отрывокъ изо Записокъ (*).

    (*) За доставленiе этой статьи мы обязаны многоуважаемому М. П. Погодину, коего обширный трудъ - подробное жизнеописанiе Карамзина, долженъ на дняхъ появиться въ печати. Другiе отрывки изъ Записокъ его о Пушкине, Гоголе и Шевыреве см. въ Русск. Архиве 1865, изд. 2-е стр. 1247--1278. П. Б.

    26 Декабря 1825 года, отправился я къ Карамзину, безъ всякаго явственнаго чувства, хотя несколько летъ спалъ и виделъ о томъ {Въ первый разъ увиделъ я Карамзина еще мальчикомъ, весною 1816 года, въ Оружейной Палате, вместе съ его семействомъ, И. И. Дмитрiевымъ и Малиновскимъ, который показывалъ имъ государственныя сокровища. По какому-то счастливому случаю, я пришелъ туда съ товарищами, изъ 2 класса гимназiи, и къ величайшей радости встретить знаменитыхъ посетителей, отъ которыхъ не отходилъ уже ни на шагъ, и проводилъ после до экипажей. М. П.}. Взошелъ на дворъ, принадлежащiй къ дому купца Межуева на Фонтанке,-- мне сказали, что Карамзинъ живетъ на другомъ дворе, въ верхнемъ этаже; я туда, взглянулъ къ верху - и сердце у меня забилось: вотъ, где пишетъ онъ Русскую Исторiю! Служитель сказалъ, что Николай Михайловичъ пошелъ прогуливаться и будетъ дома черезъ часъ. Черезъ часъ пришедъ я опять, но онъ еще не возвращался. Я остановился на улице дожидаться; черезъ несколько минутъ вижу - вдали идетъ по тротуару кто-то въ синей бекеше, несколько сгорбленный, похожiй, судя по портрету, на Карамзина. Я отошелъ на другую сторону, высматривая, куда онъ пойдетъ. Онъ поворачиваетъ на лестницу въ домъ Межуева. Это Карамзинъ! Я переждалъ десять минутъ, и потихоньку, дрожа всемъ теломъ, взошелъ по лестнице. Обо мне доложили,-- приглашаютъ взойти.

    Катерина Андреевна, окруженная тремя маленькими сыновьями и двумя молодыми дочерьми, сидела за чаемъ около большаго круглаго стола. Она пригласила меня сесть, и начала спрашивать о Москве, о присяге въ Москве, о дороге и проч.

    Входитъ Николай Михайловичъ.

    Честь имею представиться Вашему Пр - ву.... Магистръ Московскаго Университета, Погодинъ.

    "Отъ васъ имелъ я удовольствiе получить книгу?"

    - Отъ меня.

    "Прошу васъ садиться. Мне очень прiятно съ вами познакомиться. Давно-ли вы прiехали въ Петербургъ?"

    - Третьяго дня.

    "Я очень радъ видеть васъ такъ молодымъ: вы успеете сделать много полезнаго къ чести Русской, будете-ли писать Исторiю, или ограничитесь изысканiями. Пройдя всю эту длинную дорогу, я виделъ многое на право и на лево, требующее изысканiй и поясненiй, но долженъ былъ оставлять до времени. Который вамъ годъ?"

    - Двадцать пять летъ.

    "Такъ вы очень моложавы: по виду вамъ осьмнадцать летъ."

    Между темъ я представилъ ему две книги, мною переведенныя, о Кирилле и Мефодiе - Добровскаго, и Эверсовы изысканiя.

    Онъ развернулъ сперва первую.

    "Это вашъ переводъ?"

    - Съ моими примечанiями и дополненiями.

    "Нашъ канцлеръ очень боленъ," сказалъ онъ, увидя на заглавномъ листе гербъ графа Румянцева.

    "А это Эверсъ? Какъ не стыдно Историческому Обществу издавать Эверса? Вотъ то-то что у насъ везде есть имена, а нетъ вещей. Я уважаю Эверса, его познанiя; но не понимаю, какимъ образомъ можно намъ повторять его нелепое мненiе, къ поддержанiю котораго онъ клонитъ свою книгу. Это ошибка противъ вкуса."

    Я сиделъ какъ на иглахъ: ибо я предложилъ, я и перевелъ Эверса.

    - Общество имело другую цель, сказалъ я: оно хотело сделать гласною книгу, на которую у насъ опираются многiе, и представить, такимъ образомъ, въ очiю нелепость мненiя Эверсова, мною разобраннаго {Дерптскiй профессоръ Эверсъ доказывалъ Хозарское происхожденiе Варяговъ Руси. П. Б.}.

    "Кто-же эти многiе? - Ихъ нетъ. По моему, если есть какая либо историческая истина, такъ такою должно почитать Скандинавское происхожденiе Руссовъ. Это такъ верно, какъ былъ Сципiонъ и проч. Несторъ говорилъ съ правнуками основателей."

    "Скажите, чемъ занимается Московское Общество?"

    - Члены обработываютъ избранные ими предметы. Между прочимъ Общество намеревалось издавать летописи и начать съ Псковской, но до сихъ поръ не могли отыскать списка, принадлежавшаго гр. Толстому, для варiантовъ.

    "Куда-же онъ девался? Тоже случилось и съ Волынскою летописью: Графъ хотелъ ее издать, летъ тому назадъ шесть, я отдалъ ему два списка, одинъ свой, подаренный мне покойнымъ Полторацкимъ; другой также почти свой, найденный мною въ дефектахъ академическихъ. Для того-то и приводилъ я въ примечанiяхъ все важныя места изъ летописей. Такъ, напримеръ, сгорелъ Троицкiй списокъ, и сохранился отчасти въ моихъ извлеченiяхъ." 

    *

    До сихъ поръ моя старая записка.

    "Каковы преобразователи Россiи: Рылеевъ, Корниловичъ, который переписывался съ памятью Петра Великаго!" (Это относится къ посвященiю Корниловичемъ его альманаха: "Русская Старина", памяти Петра Великаго).

    Карамзинъ спросилъ меня еще о попечителе, кн. А. П. Оболенскомъ, и пригласилъ къ себе обедать на дняхъ.

    Обедалъ я вмести съ Жуковскимъ. Мы пришли одинъ после другаго прежде, нежели возвратился Николай Михайловичъ съ прогулки, и насъ приняла Катерина Андреевна.

    Какъ только воротился Николай Михайловичъ, такъ и сели за столъ. Кроме семейства былъ еще молодой Французъ, учитель, вступавшiйся въ разговоръ {Онъ состарелся съ техъ поръ, живетъ въ Москве, и вспоминаетъ до сихъ поръ съ живостiю о пребыванiи своемъ въ доме Карамзиныхъ; онъ передалъ мне несколько любопытныхъ подробностей о Николае Михайловиче. М. П.}.

    Помнится мне еще отзывъ Карамзина о недавней речи Шишкова, въ которой тотъ отозвался, кажется, невыгодно о распространенiи грамотности: "Вотъ у насъ какой министръ! Противъ грамотности! Да и кто-жъ можетъ быть министромъ просвещенiя! Разве Аполлонъ." Потомъ выразилъ свое удивленiе Николай Михайловичъ о какомъ-то господине, встреченномъ имъ, въ лентахъ и звездахъ: "А кто онъ такой? Никто не знаетъ. И откуда являются такiе выходцы, за какiе подвиги получаютъ они награды!" Карамзинъ приглашалъ меня быть у него чаще, сказавъ, что онъ по вечерамъ свободенъ, читая съ дочерьми Вальтеръ-Скотта. Но я собирался уже возвращаться въ Москву, да и боялся, по своей застенчивости, этого высокаго общества.

    Великую радость доставило мне черезъ несколько летъ письмо отъ приближеннаго къ нему К. С. Сербиновича, изъ котораго я узналъ объ его ко мне благоволенiи. Вотъ что писалъ ко мне К. С. отъ 2 Января 1835 года, прося о наставнике для молодыхъ Карамзиныхъ:

    "Верю, что вы душевно желаете услужить памяти отца его, который ценилъ васъ, говоря, после свиданiя съ вами, что находитъ въ васъ более усердiя къ Исторiи и способностей къ Критике, нежели въ комъ другомъ изъ своихъ тогдашнихъ молодыхъ знакомыхъ. Надеюсь, что вамъ прiятно будетъ услышать эти слова, пересказанныя мне семействомъ его." Въ 1845 году старшiй сынъ Н. М., Андрей Николаевичъ, въ Симбирске, подтвердилъ мне этотъ драгоценный для меня отзывъ, служившiй для меня подкрепленiемъ на стропотныхъ путяхъ моего литературнаго и ученаго поприща.

    "Русскiй Архив", 1866