Поиск по творчеству и критике
Cлово "SAVANT"
Входимость: 1. Размер: 11кб.
Входимость: 1. Размер: 124кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 11кб.
Часть текста: московский профессор Каченовский, позже - казанский ученый Арцыбашев, с печатной полемикой выступил польский профессор Лелевель (один из будущих вождей восстания 1830 года); несколько специалистов разобрали Историю в публичных лекциях, в письмах, впрочем, предназначенных для многих. Была и критика политическая, эпиграмматическая, но это жанр особый и разговор особый... В Истории, понятно, находили неточности, ошибки, делали дополнения - Каченовский был недоволен почти каждой фразой введения. Карамзин благодарил, многое учитывал, кое с чем не соглашался; это естественно. Уровень точности соответствовал эпохе, грубых, смешных просчетов не было: речь не о том шла, и главная критика - за другое. Не вдаваясь в тонкости, оттенки, подробности, скажем, что в основном судили ученые - художника. Умный знаток митрополит Евгений (Болховитинов) позже запишет: " Татищев редко витийствует, подобно Карамзину, которого уже винят за то ". " Чувство души его для меня постороннее делу, когда читаю его творения, когда ищу в нем истины , - сердился Каченовский. - Требую от историка, чтобы он показывал мне людей такими точно, какими они действительно были; а полюблю ли их или нет, одобрю ли их мысли, их поступки, или напротив - это уже до меня, не до него касается ". Каченовский винит историка даже в обмане: во Введении говорится, что читатель, может быть, заскучает, а на самом деле - совсем не скучно! Критик, видимо, хотел сказать, что уж слишком нe скучно, что Карамзин напрасно оживляет рассказ, предлагая психологические объяснения, что он необъективен. Лелевель соглашается, что "российский историограф вовсе не прилагал старания, чтобы казаться слишком беспристрастным". Первые критики сформулировали многое из того, что повторят...
Входимость: 1. Размер: 124кб.
Часть текста: о достоинствах и тоне сочинения по следующим отрывкам, которые остались у меня в памяти: «Любовь есть кризис, решительная минута жизни, с трепетом ожидаемая сердцем. Занавес поднимается… „Он! Она!“ – восклицает сердце и теряет личность бытия своего. Таинственный рок бросает жребий в урну: „Ты блажен! ты погиб!“». «Все можно описать в мире, все, кроме страстной героической любви; она есть символ неба, который на земле не изъясняется. Перед нею исчезает всякое величие. Цесарь малодушен, Регул слаб… в сравнении с истинным любовником, который выше действия стихий, вне сферы мирских желаний, где обыкновенные души, как пылинки в вихре, носятся и вертятся. Дерзко назвать его полубогом – мы не язычники, – но он не человек. Зороастр изображает бога в пламени; пламя добродетельной, героической любви достойнее всего окружать трон всевышнего». «Монтань говорит: „Друг мне мил для того, что он – он; я мил ему для того, что я – я“. Монтань говорит о ...